Это было в октябре 1942 года, когда мы стояли в обороне в районе деревни Большое Горлово. Несколько дней Ревтюх с наблюдательного пункта батареи, устроенного на верхушка х высоких сосен, следил за тем, как на поляне недалеко от деревни Гостилицы паслись две немецкие лошади. Ему хотелось уточнить, куда их уводят на ночь.
Долго ему это не удавалось, их уводили в сумерки. Но старшина ждал. И, наконец, однажды он заметил, как лошадей завели во двор в середине деревни. Внимательно присмотревшись, он заметил в глубине сарай. «Значит, там конюшня», — подумал Ревтюх и начал готовиться к операции.
Он тщательно изучил местность, на которой предстояло действовать, наметил маршрут, разбил его на участки, проложил по карте.
К Гостилицам было решено подойти в предутренний рассвет, когда бдительность противника ослабевает. Путь был намечен не по прямой, а в обход болотами, лесом и бездорожью, чтобы зайти с тыла, но для этого нужно было сделать крюк километров двадцать пять.
В напарники старшина взял себе ефрейтора Беркадырова. Свой план Ревтюх объяснил так:
— Вечером фашисты не ждут разведчиков, к утру устают, бдительность притупляется. Пойдем осторожно, тихо, без шума, чтобы не разбудить их фашистское сиятельство. И двинемся мы не по дороге — это слишком торжественно. Мы народ простой, скромный, можем пройти болотами, да и огородами. Пока фашисты спят, а часовые на дорогу глаза пялят, нам удастся с тылу подойти к конюшне. Операцию «лошади» я согласовал с командиром дивизиона, командиром пехотного батальона.
Был запланирован артиллерийский огонь, вся батарея находилась в боевой готовности, подготовлена была на всякий случай и ударная группа.
Как только стемнело, Ревтюх с Беркадыровым двинулись в путь. Прошли наше боевое охранение и пошли по нейтральной полосе, которая на нашем участке проходила по низинам, топям и бездорожью. К середине ночи подошли к домику лесника. Прислушались, кругом тишина, обошли на всякий случай строение стороной и направились дальше. Ближе к утру появились у Западной окраины Гостилиц и наткнулись на проволочное заграждение. Значит, фашисты боятся нас, если даже в тылу населенный пункт опоясывается проволокой. Это препятствие не застало врасплох старшину.
Ножницы он предусмотрительно взял с собой. Ревтюх осторожно подполз к препятствию, захватил рукой нижнюю нить проволоки возле кола, а другой перерезал ее ножницами. Обрезанный конец загнул, чтобы не мешал дальнейшей работе. Таким же образом перерезал вторую нить, третью и так до образования прохода через всю полосу проволочного заграждения. Пока Ревтюх делал проход, Беркадыров его охранял, подстраховывал. Когда дело было закончено, старшина заметил место прохода, и они направились огородами дальше. К рассвету нашли двор, сарай, где должны стоять лошади.
Подкрались ближе, стали наблюдать. Фашистов на первый взгляд нигде не было, но вскоре от дома отошел солдат, пошел в конюшню, за ним вышел другой, тоже туда. Они сразу вывели двух битюхов крупной породы, впрягли их в телегу, тут же подошли еще два солдата и все вместе погрузили какие-то мешки, чем-то наполненные ящики и уехали. Между тем стало светать, и оставаться здесь было уже нельзя.
Ревтюх с Беркадыровым вернулись к проходу. Старшина нашел обрезанные концы проволоки, подвел их на старое место, приложил, замаскировал, чтобы фашисты не заметили, и углубился с напарником в дальний лес. Там в чащобе устроились до следующей ночи.
Отдыхали по очереди, но теперь уже Ревтюх решил взять лошадей с вечера, чтобы за ночь можно было уйти подальше. Пройдя проложенной дорожкой, они к 22 часам подошли к намеченной цели, в окнах дома горел свет.
Пошел проливной дождь. Свет погас, фашисты рано ложились спать. Кругом тишина, только крупные капли дождя стучали по железной крыше. «Ну и ночка, — подумал старшина, — как по заказу». Оставив у ворот Беркадырова, он под шум дождя зашел в конюшню, отвязал повода и вывел двух лошадей. Лошади шли послушно, видно, понимали, что новый хозяин — потомственный хлебороб, разбирается в конском деле.
На второе утро старшина прибыл благополучно в подразделение. Все мы были рады его возвращению, а еще больше радовались, когда на каждый обед батарейцам досталось по большому куску конины. К блокадному ленинградскому пайку это было существенным довеском. Солдаты поправились, повеселели.
Комментарии закрыты.